Есть пакет корма Leonardo - Light, для кошек с избыточным весом. 2 кг. Вскрытый. Купила Лизе, ей не пошло. Корм очень качественный, жалко, если пропадет. Кому-нибудь нужен? Отдам даром.
Название: Советская космоопера Автор:Альвхильд Размер: 3 289 слов Жанр: аналитика Рейтинг: G Скачать: FB2, RTF, TXT
История советской фантастики местами забавна, но в основном печальна и трагична, как и история советской литературы вообще. Благодаря идеологическим установкам, стараниям цензуры и издательской политике ландшафт советской фантастики напоминал чахлый скверик с парой деревьев и рядом кустиков посреди забетонированной площади. Не было ни гумуса бульварных поделок, ни зарослей среднего мэйнстрима, ни леса талантов, ни могучих исполинов-гениев. Только те, кто пробился благодаря упорству и таланту – и те, кто попал в идеологическую струю. Первые все время делали реверансы идеологии и оправдывались, допуская отступления от стандартов "литературы крылатой научно-технической мечты", вторые писали романы о буржуазных шпионах на космических кораблях и ужасах научно-технического прогресса при капитализме. Первые при этом часто маскировались под вторых – например, действие цикла рассказов-предупреждений Ильи Варшавского "Солнце заходит в Дономаге" происходит в вымышленной "западной стране" просто потому, что в нашем советском будущем отрицательные последствия научно-технического прогресса невозможны, равно как и опыты над людьми. В начале 20 века дань фантастике, и научной, и приключенческой (прародительнице космооперы) из писателей не отдал только ленивый. Роман-катастрофе написал И.Эренбург, писавшая впоследствии только соцреализм Мариэтта Шагинян опубликовала лихой авантюрный "Месс Менд" и его продолжение "Лори Лэн, металлист". Писал фантастику и М.Булгаков. Для примера можно почитать "Аэлиту" и "Гиперболоид инженера Гарина" Толстого. Первый – это полет на Марс (=поход в дебри Африки) и любовь главного героя к марсианской принцессе (=царице затерянного племени атлантов), украшенный реверансом в сторону "научности" в виде лекции главного героя об устройстве межпланетного снаряда и началах теории относительности. Второй – научное открытие, которое в руках хозяина-авантюриста разрушает мировую экономику и уклад жизни. Что характерно, открытие может быть использовано как оружие массового поражения. Это два главных потока мэйнстрима тогдашней фантастики. К космоопере, несомненно, принадлежит первый – с его авантюрно-романтическим сюжетом, древней темно-духовной цивилизацией умирающего Марса и романом с марсианской принцессой. И подобной фантастики было много, от шедевра "Аэлиты" до совершенно бульварного чтива. Но кончился НЭП, и власть стала закручивать гайки. И представитель советской фантастики конца 20-х – 30-х годов – это Александр Беляев, писавший книги, зачастую с авантюрным сюжетом, о научных открытиях. Впрочем, последние его романы, вроде "Подводных земледельцев", становятся все более производственными, и читать их невозможно. 30-50-е – это годы застоя в фантастике, годы "ближнего прицела", романов о тракторах на солнечной энергии и борьбе хорошего с лучшим в нашей советской науке, толстенных томов отменного картона. Несколько приподнимается над средним уровнем Александр Казанцев, дебютировавший в 1936 году как соавтор пьесы "Аренида", которую он впоследствии переработал в роман "Пылающий остров" (и в котором нет ни одного сюжетного хода, который не был бы спиз... то есть заимствован у Беляева и других авторов, включая Чернышевского). И писал он в те годы в основном технофантастику ближнего прицела – об изменении климата Арктики, о жилом куполе в Антарктиде... Между тем накапливался потенциал для прорыва. И в 1957, с публикацией "Туманности Андромеды" Ефремова, прорыв произошел. Космическая фантастика – и НФ вообще – преодолела "ближний прицел". А при чем тут космоопера? А при том, что "Туманность Андромеды" была ответом на "Звездных королей" Гамильтона, "отца" космической оперы. «Мне нравилось мастерство сюжета: Гамильтон держит вас в напряжении от первой до последней страницы. Я видел незаурядный талант, свободно рисующий грандиозные картины звездных миров. И вместе с тем меня удивляло, у меня вызывало протест бессилие литературно одаренного фантаста вообразить мир, отличный от того, в котором он живет», – сказал позже Ефремов известному литературоведу, специалисту по фантастической литературе А.Бритикову (цит. по "Русский научно-фантастический роман" А.Ф.Бритикова). Написанная в том же сеттинге (хотя тогда не было такого слова) повесть "Сердце Змеи" была ответом на юмористический (!) рассказ Мюррея Лейнстера "Первый контакт"... При этом советские фантасты, писавшие космическую фантастику, регулярно залезали в область космооперы. Романы о полетах к далеким планетам и контактам с их обитателями то и дело являют читателю черты космооперы. Границы между НФ и космооперой, как вообще все жанровые границы, достаточно размыты, но тем интереснее проследить взаимовлияния. Основная черта научной фантастики – это наличие фантастического допущения, которое не противоречит научному знанию или сделано в научной парадигме, и отсутствие метафизических мотивов, таких, как, например, проклятия, судьба, высшие силы, Бог и т.д. В космоопере НФ-допущение не обязательно, корабли в пространстве перемещаются с помощью тирьямпампации, которую никто не объясняет, основное внимание обращено на авантюрный (как правило) сюжет, обязательно наличие врага, как правило, присутствуют метафизические мотивы. Дополнительно: наличие квазисредневекового антуража как средства романтизации. Это, конечно, очень примерно, но мы не собираемся писать исследование о сущности космооперы, наша цель – космоопера в советской фантастике, и для этой цели нашего определения вполне хватит, как рабочего. С сюжетом в советской фантастике было плохо. Идеологическая установка требовала от книжки с грифом "НФ" "научности", мечты и технических подробностей, а уж положительная рецензия от видного ученого была пропуском в печать. Поэтому герои превращались в "говорящие головы" – например, не могу вспомнить ни одного рассказа Генриха Альтова или Дмитрия Биленкина, который не состоял бы из бесконечных диалогов двух бесцветных персонажей или монолога лирического героя, а это уже 60-е и 70-е. Конечно, были авторы, которые работали над сюжетностью – Ефремов, Стругацкие, Булычев, но в основном типичное НФ-произведение состояло из разговоров и обсуждения событий. И поэтому подавляющее большинство советской НФ безнадежно и прочно устарело, как только устарела научная и социальная парадигма, в которой это все сочинялось. Что ж, посмотрим, как коварная космоопера, жанр, который ритуально ругали во всех критических статьях, предисловиях и послесловиях, проникал на тщательно пропалываемую делянку советской НФ и там сорнячил. Начнем с самого Ефремова. Уже в "Туманности Андромеды" видно, насколько героям не хватает антигероев, антагонистов – вот и приходится автору двигать сюжет за счет "идиотских мячей", читательский интерес поддерживать пафосом, а героям противопоставлять ужасную энтропию, которая все поглотит, если с ней не сражаться. Как там они пели? "Не спи! Равнодушье – победа энтропии черной..." Обратите внимание: Ефремов изящным финтом упрятывает метафизические мотивы в философию своих героев (она же авторская) – все эти стрелы развития, непрерывное восхождение, противостояние разрушению и энтропии как раз и должны поднять конфликт на уровень вселенского, масштабного, дела жизни и смерти, типичного для фэнтези (см.Толкин, Дж.Р.Р.) и родственного ей разряда космооперы (см. "Звездных королей" Гамильтона или хотя бы "Молот Валькаров"). Наличие Всеобщего Врага или Глобальной Опасности, будь это хоть пришельцы-телепаты из другой галактики в "Возвращении к звездам" Гамильтона, хоть превращение Солнца в сверхновую в "Бегстве Земли" Франсиса Карсака или гасители звезд мислики в его же "Пришельцах ниоткуда" – это плюс двадцать баллов к космооперности, не меньше. В "Часе Быка" космооперность вылезает еще откровеннее. Ефремов инверсирует типичный для ранней космооперы сюжет о любви звездного путешественника к прекрасной инопланетной принцессе в сюжет о страсти инопланетного правителя к прекрасной предводительнице землян и дублирует его в подсюжете о влюбленности землянина в местную девушку. Причем девушка происходит из семьи, которая принадлежала бы к правящей элите, сложись иначе некоторые исторические обстоятельства. Как только вы видите этот сюжет, сразу ставьте произведению от одного до двадцати баллов по шкале космооперности, в зависимости от значимости этого мотива для произведения! Еще один мотив, который достоин аж десяти баллов космооперности – это Древняя Мудрость Угасающей Цивилизации. В "Часе Быка" ДМУГ принимает вид хранилища исторических документов, утраченных на Земле, и тайной организации Серых Ангелов. Помните рассказы Аэлиты об утраченной на Земле истории Атлантиды? Ну, вот это то же самое. И наличие Тайного Ордена Страшных Тайн – это еще плюс десять баллов к космооперности. Как ни странно, но отступившие от стандарта "жесткой" НФ Стругацкие еще дальше отстоят от космооперы – уже в "Стажерах" они склоняются к "мягкой", социально-психологической фантастике, хотя арсеналом космооперы они тоже владеют – и "Экспедиция в преисподнюю" тому пример. В основном же, несмотря на авантюрные сюжеты, активных героев и любовь землянина к инопланетянке, космооперности в их произведениях нет. Но обратимся снова к советской космической фантастике. Вообще у автора этих строк создалось впечатление, что фантасты прибегали к космооперности, чтобы оживить унылые производственные романы о звездоплавателях и инопланетянах, ну и масштаб придать. Вот кстати, если вы читали "Страну багровых туч" Стругацких – то это образец, вершина той производственной фантастики, использующая все сюжетные ходы и типажи персонажей, кроме космооперных. Романов о полетах на Марс и Венеру было довольно много, сюжетно они были типовыми, написанными по одной и той же схеме. Достаточно сравнить "Аргонавтов вселенной" патриарха тогдашней НФ В.Владко, "В простор планетный" еще одного патриарха, А.Р.Палея, начинавшего еще в конце 20-х, "Планету бурь" (она же "Внуки Марса") А.Казанцева и дилогию К.Волкова "Звезда утренняя" (экспедиция на Венеру) и "Марс пробуждается" (на Марс). А кому особо любопытно – рекомендую еще "Астронавтов" Лема как контрольный образец. В дилогиях и трилогиях довольно часто первая книга была "строго научной" фантастикой, то есть производственно-фантастическим романом, а во второй или третьей книге внезапно пышно расцветала космоопера, связанная, как правило, с инопланетянами. Кстати, слово "инопланетянин" ввел в употребление А.Казанцев. Рассмотрим некоторые произведения этого плана подробнее.
Прежде всего, конечно, в поле нашего зрения попадает трилогия Георгия Мартынова "Звездоплаватели" (1955-1960 гг.). Слов "космонавт" и "астронавт" еще не было, вот Мартынов своих героев называет звездоплавателями. В первой части герои традиционно-производственно летят на Марс, во второй – на Венеру. На Венере обнаруживают местную разумную жизнь и следы палеоконтакта – то есть давным-давно прилетали высокоразвитые пришельцы, обучили премудростям местных черепахообразных дикарей, дали им зачатки цивилизации и снова улетели, оставив на всякий случай свой корабль, управляемый мысленными командами. За палеоконтакт и мудрых древних пришельцев-цивилизаторов произведению следует начислить не менее 5 баллов космооперности – почему-то любой палеоконтактный сюжет в советской фантастике приводил к ненаучным любованиям мудростью пришельцев и их белыми тогами. Ну, или серебряными комбинезонами. Обойтись без этого смогли разве что Стругацкие со своими Странниками, да и то у них ни в одном романе палеоконтакт не является главным в сюжете. Лем тоже смог обойтись без космооперности в своих "Астронавтах", а ведь какие там у него описаны завлекательные венерианские техногенные руины!.. Впрочем, у Лема уничтожившие сами себя венерианцы выступают в роли несостоявшихся врагов – они-то собирались не себя уничтожать, а Землю. Да, так вот, если пришельцы родом с планеты Фаэтон, которая некогда находилась между Марсом и Юпитером, а потом взорвалась, то количество баллов, начисляемых за космооперность, поднимается до десяти. Фаэтон играет в мифологии второй половины 20 века ту же роль, что в первой половине того же века играла Атлантида (вспомним магацитлов и их оккультную историю!). Дальнейшую историю контакта с бывшими фаэтонцами Мартынов излагает в романе "Гость из бездны" (1951, опубликован в 1961), главный герой которого – современник автора, пролежавший восемнадцать столетий в анабиозе. Все опять производственно, но тут главный герой отправляется к звездам, чтобы, проведя в анабиозе несколько сотен лет, по возвращении встретиться с более близкими к нему по времени звездолетчиками, которые должны вернуться одновременно с его экспедицией. Этот сюжетный ход с анабиозом и релятивистским возвращением был в тогдашней фантастике одним из самых популярных. А вот вариант "Лягу в анабиоз, чтобы дождаться милого из полета к звездам" – уже четкий маркер космооперности, баллов на десять, а то и все пятнадцать. Причем космооперности, затыкающей сюжетное неумение автора. Вот ввел он в начальных главах возлюбленную главного героя, герой героично улетел на тысячу лет. А дальше куда ее девать? Не в экипаж же звездолета, она же не ассистентка профессора – начальника экспедиции! Пусть ждет. В анабиозе. Потому что сюжет о профессоре и ассистентке, пускающихся в экспедицию, чтобы проверить теорию профессора, устарел и растиражирован до полной симулякризации (хотя слова "симулякр" тогда еще не придумали). Что характерно – в более архаичных по стилю и духу произведениях космической фантастики женщина на борту космического корабля, летящего на Марс или Венеру, дело обычное – да вот хотя бы у А.Палея или В.Владко. В более новаторских – у Мартынова или Стругацких – женщины первопроходцами космоса уже не бывают. Ну, а Ефремов? А это Ефремов. С его идеями о новом человечестве и весьма своеобразной феминистичностью. А поскольку любовная линия в романе традиционно должна быть, то в следующей дилогии Мартынова "Каллисто" (1957-1960) землянин влюбляется в каллистянку и привозит ее на Землю. Плюс пять баллов космооперности этой дилогии. Кстати, "Каллисто" быстро перешла в разряд детской фантастики и пользовалось огромной популярностью. И даже породила фан-клубы! Следующая дилогия, которую стоит рассмотреть – это "Звезда утренняя" и "Марс пробуждается" Константина Волкова. Первая книга – обычный космическо-производственный роман о подготовке полета на Венеру, прогрессивных пилотах и консервативных академиках. Кстати, сюжет "профессор и ассистентка" тут трансформирован – начальник экспедиции включает в ее состав студентку, которая приходит к нему с полезной идеей. Больше ничего интересного для нас в этом романе не происходит. Но во втором романе те же люди летят на Марс. И, видимо, повторять венерианские приключения и борьбу с природой с поправкой на марсианские условия автору показалось скучно, нового в голову не приходило, и он привнес космооперность. Сразу и сюжет оживился, и интрига появилась – поинтереснее тоскливых диалогов о способах полета на Венеру и лекций по планетологии. Тем более что марсиане у Волкова традиционные. Это умирающая древняя цивилизация, которая некогда имела очень высокий научно-технический уровень, но теперь вымирает. Правит обществом монарх, основная власть – у жрецов, которые одновременно контролируют и технику, и умонастроения марсиан посредством консервативной религии. Наличие у инопланетян кастовой системы – это не меньше пятнадцати очков космооперы, жрецы и жестокая религия с жертвоприношениями прогрессивных революционеров – это еще двадцать. Мы уже говорили о любовной линии инопланетянки и землянина, землянки и инопланетянина? Так вот, "Марс пробуждается" получает за этот сюжет тридцать баллов, хотя раньше мы не давали больше двадцати, но тут ставка в 15 баллов за значимость в сюжете удваивается, потому что марсианский правитель влюбляется в космонавтку, а его прекрасная супруга – в космонавта. И, разумеется, все оканчивается трагично для прекрасной марсианки – ее объект женат и морально устойчив, так что от любви марсианская королева помогает землянам и кончает жизнь самоубийством. Следующим примером у нас пойдет знаменитый роман Олеся Бердника "Пути титанов" (1959). Олесь Бердник писал по-украински (как и В.Владко), судьба его сложилась трагично, он побывал и врагом народа, и диссидентом, от фантастики перешел к оккультизму и мистицизму – в общем, это был человек, который мог бы стать родоначальником советской (или украинской) космооперы, но, увы, не стал. Содержание романа исчерпывающе изложено в эпичной поэме "Путь среди звезд", только короче раз в сто, и это – космоопера от начала до конца, использующая идеи НФ, а не как другие – НФ, использующая сюжетные ходы космооперы. Тут есть и анабиозное перемещение во времени вперед, и полет к звездам, и анабиозное же ожидание возлюбленной главного героя, и борьба с кибернетическим диктатором, захватившем власть над людьми на дальней планете, и много чего еще. Тут баллы за космооперность теряют смысл – это просто космоопера. Можно сказать, что это первая советская космоопера, да "Пути титанов" и подзаголовок имели соответствующий – "фантастический роман-сказка". Потому что нельзя было в СССР открыто написать: "А вот это космоопера". И критика безжалостно потрошила все, что не прикидывалось жесткой НФ. Вот и "Пути титанов" попали под раздачу от своих же собратьев-фантастов. Помните путешествие Саши Привалова в Мир Воображаемого Будущего, голубого пилота, розовую девушку и Пантеон-рефрижератор? Так отразили в своей сатире "Пути титанов" Стругацкие. Еще больше не повезло "Гриаде" А.Колпакова. Главная претензия была в том, что автор списывал кусками из романа Уэллса "Когда спящий проснется". Но это была претензия к автору. Сам же роман был масштабной космооперой, в которой два землянина прилетали на планету Гриаду, находили там высочайшую цивилизацию, кастовый строй, эксплуатацию биологически измененных гриан в глубинах океана и в недрах лунных шахт, а потом оказывалось, что высочайшую технику гриане позаимствовали у неких пришельцев-метагалактиан. Ну, революция, освобождение трудящихся от ига техножрецов, метагалактиане помогают землянам постичь тайны Вселенной и учат перемещаться в пространстве мгновенно, не привязываясь к скорости света и прочим незыблемым в понимании землян физическим законам. Вернувшись через миллион лет на коммунистическую Землю, главный герой встречает свою возлюбленную Лиду, вышедшую из Пантеона Бессмертия. Стопроцентная, чистейшая космоопера. С картонным героями и пафосом. И состоящая из заимствованных сюжетных ходов и идей более чем наполовину. Впрочем, роман настолько фееричен, что читается с интересом даже сейчас – если, конечно, вы любите старую добрую фантастику и не скучаете над книжками Эдмонда Гамильтона. Отношение к космоопере и ее фактическое положение в советской НФ отчетливее всего можно увидеть по творчеству Александра Казанцева. Поборник строгой научной фантастики, пропагандист "литературы научной мечты", в своих статьях он клеймил легкомысленный буржуазный жанр. Но у него самого в некоторых романах космооперность цвела пышным цветом. Взять хотя бы роман "Сильнее времени" (1966). В первой части показана картина светлого будущего и подготовки межзвездных экспедиций. В одну уходит главный герой – и его возлюбленная тут же уходит в другую, чтобы по возвращении через сотни лет встретиться с ним. Уже хорошо, но еще не космоопера. Вторая часть посвящена экспедиции героя, третья – героини, и вот там есть и мудрая древняя инопланетная цивилизация, и еще более древние и мудрые ее наставники, и вылупляющаяся из куколки прекрасная крылатая инопланетянка Эоэлла, и цивилизация, в которой разумные существа обретают фактическое бессмертие в виде танков с мозгом внутри, а естественные люди живут в резервации на острове. Конечно, земляне сочувствуют вовсе не танкам и поддерживают бунт естественных людей. Баллов пятьдесят космооперности – это если по минимуму считать, но хоть без любовного романа с инопланетянками обошлось. А вот трилогия "Фаэты", продолжающая идею, высказанную еще во "Внуках Марса", уже откровенная космоопера. С Фаэтоном, фаэтонскими принцессой и принцем (вступающими в брак против воли родителей детьми правителей враждующих государств), гибель Фаэтона от взаимной ядерной бомбардировки этих враждующих государств, бегством на Марс, затем на Землю и Венеру, дарование цивилизации диким землянам, Кетцалькоатль инопланетного происхождения, сохранение наследственности Фаэтона через кровнородственные браки фаэтонских по происхождению правителей земных дикарей и прочее, и прочее. И угасающий умирающий Марс с остатками древней цивилизации тоже есть. Словом, масштабная, на много поколений героев эпическая космоопера, местами прикидывающаяся ну очень научной фантастикой.. Наличие династии героев в дилогии или трилогии – это еще десять баллов космооперности к общему счету. И, наконец, перед нами две книги, которые называли космооперами в открытую. Ну, не без экивоков – "Гианэю" Мартынова (1963) все-таки назвали "интеллектуальной космооперой", а к трилогии "Люди как боги" С.Снегова (1966-1977) слово "космоопера" стали применять уже в конце 80-х. Так-то "Люди как боги" позиционировалась как масштабная приключенческая фантастика. Очень масштабная – были там враги всего живого и хорошего зловреды. И древние мудрые галакты, и влюбленность одного из героев в змеедевушку с Веги, и разнообразие разумных существ, и единый антизловредский фронт во главе с коммунистическими землянами. Кстати, великаны галакты кажутся автору этих строк приветом от трехметровых гигантов-метагалактиан из "Гриады". Юмор, драма, даже трагедия – но конец все же оптимистичный. А вот "Гианэя" в первоначальном варианте кончалась совсем не оптимистично. Главная героиня, не в силах найти свое место в новой жизни, кончала с собой. Гианэя – инопланетянка, единственная выжившая из взорвавшегося корабля пришельцев. Ее родная цивилизация имеет высокий технологический уровень, но это кастовое общество, использующее рабов. И земляне для соплеменников Гианэи – потенциальные рабы. Любовь землянина к прекрасной инопланетянке, восстание угнетенных на родине Гианэи, космические перелеты с замедлением времени, интриги правящей касты – все в наличии. Как и "Каллисто", это была культовая в определенной среде книга. По просьбам читателей Мартынов изменил концовку романа, оставив Гианэю в живых, и написал продолжение. Увы, уже не такое интересное. Отмечу мимоходом, что в классической космической НФ женщины в сюжете играют в лучшем случае второстепенную роль помощниц и ассистенток, в фантастике с элементами космооперы им отводится роль подруги героя – иногда активная (космонавтка, в которую влюбился марсианский владыка в "Марс пробуждается), но чаще пассивная (ожидающие возлюбленных в анабиозном сне героини "Гриады" и "Пути титанов"). На этом фоне романы Казанцева выглядят прямо-таки феминистичными – в "Сильнее времени" герой и героиня занимают в сюжете симметричные места (хотя в половине третьей части рассказчик – инопланетянин мужеска пола), в "Фаэтах" половина персонажей – женщины, и число активных героинь не меньше, чем героев, а зачастую героини более активны и инициируют события (хотя герои-рассказчики везде мужчины). "Гианэя" – едва ли не единственное произведение советской космической фантастики 50-60-х, в котором главная героиня – женщина. У Снегова тоже есть активные героини, но вообще женщины в "Люди как боги" чаще подруги героев, да и повествование ведется от лица героя-мужчины. Однако это обычное для того времени распределение, характерное не только для произведений с элементами космооперы.
Подведем итог этого краткого и легкомысленного обзора. В советской фантастике 50-60-х, несмотря на официальное отторжение космической оперы, встречается множество космооперных мотивов, а кое-какие произведения фактически являются космооперой. Причем это точно не заимствования из англоязычной фантастики, в которой к тому времени уже сложился этот жанр. Скорее истоки этого явления надо искать в ранней фантастике 10-20-х гг. XX века, от которой в памяти читателей и писателей остались лишь отдельные шедевры, и в классической приключенческой литературе. Засим автор прощается с вами и настоятельно рекомендует монографию Анатолия Федоровича Бритикова "Русский советский научно-фантастический роман" (e-libra.ru/read/110591-russkij-sovetskij-nauchn...). Все упомянутые в обзоре книги вы можете найти в сети – в Библиотеке Мошкова (lib.ru) в разделе "Советская фантастика", в других сетевых библиотеках, а об авторах можно почитать в Википедии, и там же найти ссылки на их официальные сайты, если они у них есть. И, как говорили в прежние времена: хорошей вам фантастики!
Чтобы кошка Лиза не расчесала на радостях опять зажившую рану за ухом и возле глаза, я забинтовала ей когти на задней лапе с этой стороны. Бинтом-самоклейкой. А то уже сил нет смотреть на кошку в воротнике. Сидит теперь, дуется. Попробовала содрать бинт - не-а, не выходит. Ну, авось не раздерет и не придется повторять лечение как сказку про белого бычка.
В субботу забрала черного котенка. Назавали Пеппер Секунда. Фотографий пока нет, на месте не сидит. Мама или бабушка этой Пеппер гуляли с ориенталом - узкая мордочка, большие уши, длиннющий хвост. На пузике серы еподпалины, на боках видны темно-темно-серые полоски, спина, голова, хвост лапы чисто черные. Хвост полупушистый. Секунда ловит игрушечных мышей, потом приносит их к гнезду и там прячет. Вчера вместе с мышами обнаружила там носки. То есть она все туда носит, что найдет. Время от времени Секунда забирается на руки, утыкается носом в шею и с причмокиванием сосет, громко при этом урча. Или ночью забирается, подползает и присасывается к шее сзади. С Лизой они не то чтобы поладили, но гоняются друг за другом и ловят хвосты. И миски проверяют.
Кошка Лиза чихает. То сидит-сидит или спит - все в порядке, то как начнет чихать и фыркать. Правая ноздря у нее изнутри покрасневшая. Облизывает эту сторону носа все время. Когда я сняла с нее воротник, тщательно умылась и долго терла лапой правую сторону мордашки (слева под глазом у нее расчес, забрызганный алюмоспреем, там она не очень намывала). То ли это кошачья простуда, если такая бывает, то ли ей в ноздрю попала соринка и она не может прочихаться. Что делать-то? Ветеринарка завтра - это само собой. Не кошка, а разорение.
Кошка Лиза по-прежнему расчесывает ранки за ухом и возле глаза. Никаких клещей в ушах у нее уже нет, но она регулярно вдумчиво чешет острым когтем это место. Так что на шее слева, за ухом, у нее образовалась кровавая рана, с которой она все время сдирает корочку. Я обстригла по карям раны шерсть, чтобы было удобнее обрабатывать. Обрабатываю спреем "Стоп.зуд", он как раз для расчесов. На какое-то время помогает, потом она опять чешется и раздирает рану еще сильнее. Что делать? Я уже готова надеть на нее воротник до заживления, но, может, есть более щадящие способы?
У Пеппер оказалась опухоль в кишечнике. Вырезали. Принесла домой. Спит. Сейчас поеду сдавать вырезанное на гистологию. Прогноз, правда, так себе. Завтра будут капать ей химию, там посмотрим.
Кошка Пеппер загрустила. Несколько дней уже не играет, сегодня даже не лазила на шкафчик в кухне, мало ела. Нос у нее влажный, глазки чистые, рот тоже, вылизывается хорошо, точит когти как обычно, пузико мягкое. Совершенно непонятно, что с кошкой. Кошка Лиза, наоборот, активно гоняла мышь в коридоре, подъела корм из миски Пеппер, лезет на руки. А еще запрыгнула в шкаф и ее там нечаянно заперли. Потом услышали стук и выпустили.
Умер Кристофер Ли. Если посмотреть его фильмографию, то оан полна страшного трэша - он снимался во всяких "дракулах" и фильмах ужасов. Актер классической школы - той, которая помимо хорошо поставленной речи и пластики требует умения фехтовать и ездить верхом. Впрочем, фехтовальщиком он был настоящим, спортсменом. Он воевал и служил в разведке. Он пел - классику и металл, он записывал диски с "Рапсодией" и свои собственные, "Шарлемань" - это отличный симфо-металл, и солист в кои веки не тенор с запилами в фальцет, а настоящий кондовый бас. Он был знаком с Толкином, он сыграл злодеев в двух культовых фильмах современности - во "Властелине Колец" и в "Звездных войнах", где лихо фехтовал и гонял на летающих мотоциклах. Он был женат - пятьдесят лет в браке, никаких голливудских разводов и молоденьких любовниц. И вот сегодня он умер - сэр Кристофер Ли, британский рыцарь и знаменитый кинозлодей.
Значит, почему я не бегаю с вытаращенными глазами и не осуждаю Бессмертный Полк, хотя в Москве колонну возглавил Путин и нагнали официоза? Потому что это самая живая форма празднования. Исходно инициатива шла снизу, как продолжение встреч ветеранов. Ветеранов осталось чуть, до мест встречи дошли единицы. Вообще-то на эти встречи уже довольно давно ходили дети умерших ветеранов с их портретами. Томский телеканал (кстати, разогнанный за несоответствие генеральной линии) просто это все оформил. Оформил криво и косноязычно. Тут надо помнить, что в современном русском языке сфера сакрального сильно профанирована, и о ней говорят либо с матом как маркером глубинной истинности высказывания, либо иронически (чтобы дистанцироваться от официоза), либо суконным казенным канцеляритом (считается, что это торжественно). Инициаторы акции - обычные постсоветские россияне, к тому же журналисты. Они сформулировали идею в меру своей языковой компетенции, описав живую инициативу казенным "высоким" языком. Трудно говорить о сакральном переживании профанированным и выхолощенным языком, а другого у них нет, да и народу было бы плохо понятно. А так все блоки знакомые, чего ж тут не понять. А интеллигенция, прочитав текст на сайте, понимает не то, что авторы хотели сказать, а то, что они сказали, а сказали они что-то странное. Так, с этим понятно. Идем дальше. 9 мая - идеологизированный праздник. В советское время таких праздников было три - 7 ноября, годовщина Октябрьской революции, 1 мая, день всемирной солидарности трудящихся, и День Победы. Обратите внимание на Большие Буквы. В постсоветское время первым вылетела в трубу годовщина революции, за ней следом - солидарность трудящихся. Их к новой государственной идее было не пришить никаким боком. А вот День Победы остался, и уж его-то нагрузили остатками идеологии по полной. Он сделался главным державным праздником, символом мощи государства и его Славного Прошлого ("в ответ на происки которого мы умеренно строим будущее", как сказал бы Льюис, который Клайв). Естественно, власть, котрая вообще боится инициатив снизу до усрачки, накладывает лапу на все и пытается присвоить. Так произошло со встречами ветеранов в Москве, которые из сквера перед Большим театром перенесли на срытую до основания Поклонную гору, где от метро пешком топать и топать. Так произошло и с Бессмертным Полком. Нет лучше способа забюрократизировать и занудить что-то живое, чем спустить на него разнарядку. В этом году как минимум в Москве на шествие с портретами прадедов и прабабок, участников войны, спустили разнарядку. Одинаковые плакаты, которые после шествия покидали в кучу и бросили, тому есть свидетельства. Да еще сам Путин возглавил колонну. Все, можно считать, что власть присвоила себе идею и уже вдула в нее официального пафоса. И это еще только вершки. Корешки же, отравившие инициативу Бессмертного Полка, - это победобесие. Это стремительное оболванивание населения, ура-патриотизм с голой жопой и смеющимися "искандарами".Сделать из детской коляски макет танка и нацепить на ребенка пилотку и черно-оранжевую ленту. Написать на своей машине "Спасибо деду за победу!" и повесить на антенну эту же самую ленточку - и, что самое смешное, эти надписи в 90% случаев нанесены на импортные машины. Вот у меня под окном паркуется каждый день "опель" с такой надписью. "Опель"! Те же люди, которые делали политическое событие из более-менее удачного выступления футбольной сборной на чемпионате мира, с тем же энтузиазмом теперь играются в войнушку и пишут: "Можем повторить" и "На Берлин!" Все эти ряженые фальшивые "ветераны", ролевики-неудачники, любители обвешаться оружием, театральное казачество в бутафорских георгиевских крестах - да вы посмотрите, точно те же рожи, что и на Донбассе и в Луганске, те же ряженые, ролевики типа Гиркина и Мурза, поехавшие поиграть в любимый боевик с настоящим оружием.ну и большинство с энтузиазмом тянется следом. Привыкли же,ч то 9 Мая - пафос-пафос-пафос, любовь к Родине со слезами на глазах и гордость за Великую Победу. И слово "фашист" в роли ругательства, причем применяемого ко всем подряд, кто с ними не согласен. Плюс тщательно лелеемая ностальгия по СССР. Ставка на те чувства, которые легко вызвать и которые не требуют работы души. Ведь каждый день делать наш уродский быт терпимей для более слабых членов обществ а- это нудно, тяжело, затратно. Эти инвалиды, беременные тетки, ветхие старухи, беженцы, мигранты - они только отъедают у молодой и здоровой части населения кусок общественного пирога, да еще имеют наглость считать себя полноценными людьми. Нет, лучше мы попьем пивка и погрозим пиндосам, которые выбрали президентом обезьяну. Фашисты эти америкосы, вот и все. И это большинство в нашем обществе. Это масса, которая задавит и опошлит все. На этом фоне шествие с портретами воевавших родственников и воспоминания о них - самое живое и честное, что еще осталось в этом празднике. Но и ему приходит конец - на следующий год спустят разнарядки, и конец энтузиазму. Останется только перепощивать в соцсетях фотографии и биографии. Вывод такой: вы лично, вот вы лично можете не ходить и считать Бессмертный Полк гадостью. И избегать малейших ассоциаций с Путиным - ну вот чего ни коснется человек, все превращается в говно, анти-Мидас прямо. Но и осуждать тех, кто пошел - не стоит.
И да, празднование Дня Победы - это возобновляемая травма. Весь этот нарастающий пафос канализирует порожденную травмой фрустрацию, порождает агрессию, а уж агрессию есть куда направить... И это ритуал, разумеется. Ритуализация способствовала бы излечению травмы, но в той форме, в какой она производится, это невозможно. И архаизация сознания имеет место, к тому же усиливается. Почитание предков вообще есть существенная часть архаичного восприятия мира.
Двоюродный дед со стороны отца, бабушкин брат Даниил, был призван в июне 41-го, еще до войны. Он был хозяйственником, его направили в Белгород и там призвали. Дали звание политрука, и он поступил в распоряжение Военсовета Западного Особого военного округа, занимался все теми же хозяйственными делами. Как сообщает сайт www.obd-memorial.ru/, пропал без вести в июле 41-го. Белостокский выступ, ага. Его жена с младшей дочерью Раей уехала в эвакуацию в Красноярск, и хотя в документах на сайте есть их красноярский адрес, извещений они не получали. Старшая дочь Эмма была в то лето в санатории, перипетии эвакуации описаны так: "В материалах центрального государственного архива Удмуртской республики сохранились списки польского детского дома. Из 115 детей - 55 еврейские дети. До эвакуации эти дети были в детском санатории в городе Друскеники в Западной Белоруссии. Эвакуировались они 22 июня 1941 года. Большинство детей было из Белостока. Директор Певзнер Самуил Маркович." В Красноярск Эмма все-таки попала, после смерти матери Эмма и Рая попали в детский дом. Бабушка Берта в эвакуацию попала в город Чирчик, в Узбекистан. Работала там санитаркой в госпитале. Там встретилась с дедом, он в этом госпитале лечился. Потом уехал - он был женат, семья вроде как уцелела. Бабушка умерла в 1981 году. Единственная медаль - "Труженику тыла". Своих двоюродных сестер мой отец нашел уже в начале 80-х, случайно. Несколько лет назад они умерли.
Дед Викентий, мамин отчим, был художником, в 1943 он окончил художественное училище и его сразу призвали. Учебка. Потом Сталинград - их высадили на берег реки, практически без оружия, амуниции и боеприпасов. Сержант разведки. Рассказывать не любил, разве что отцу кое-что на 9 мая, когда выпьет. Про винтовку без патронов. Про то, как отвернулся от костра - а соседу тут же осколком снаряда снесло челюсть, прямо над котелком. Инвалид войны - нога, осколок, каждый год лежал с этим делом в госпитале САВО. Ему положена была машина-"инвалидка", и вот ездить очень любил. Из-за этой машины бабушка Берта считала деда буржуем и богачом - можно представить себе, что для нее было нормой. Медали. Орден уже после войны вручили, где-то в середине 70-х. Умер в конце 80-х. Мамин двоюродный дед Василий прошел всю войну (он как раз 1924 г.р.), на лице у него был шрам, он его прятал под усами, говорил немножко невнятно - я его в детстве из-за этого побаивалась.
Все умерли, кто войну помнит - кроме моей свекрови Риммы, 1936 г.р.
Местечка Ляды в Белоруссии, откуда родом были Берта и Даниил, больше не существует.
Я действительно провела зиму под девизом "Почувствуй себя Окитой", а кашляю до сих пор. Для команды я сделала немного - перевод нескольких глав монстромакси и вот этот текст.
Название: Над Киото нелетная погода Автор: Katherine Kinn Размер: драббл, 808 слов) Пейринг/Персонажи:Хидзиката Тосидзо, Окита Содзи, Сано-копейщикХарада Саноскэ Категория: джен Жанр: драма Рейтинг: R — NC-17 Примечание: кроссовер с аниме "Блич" Примечание 2: В 1945 году атомная бомба должна была быть сброшена над Киото, но бомбардировку отменили из-за плотной облачности Предупреждения: оружие массового поражения
В мире живых шла война. Не такая, как в прежние века, а новая, от которой остаются миллионы неприкаянных душ, сотни тысяч душ озлобленных, опустошенных, жаждущих мести, непогребенные и неоплаканные мертвецы. Некому поставить им поминальную табличку и совершить обряды, облегчающие расставание, вот и сбиваются над полями сражений, над безымянными могилами жуткие, наводящие ужас Пустые, жадно пьющие отчаяние и страх живых, высасывающие из них последние силы. Да и живые измываются друг над другом, как будто забыли о вратах преисподней. Фукутайтё Третьего отряда Хидзиката сверился с картой и показаниями детектора, похожего на компас. — Опять Китай, — сказал он. — Никак не уймутся. Стоявший за его спиной офицер Тринадцатого Окита понимающе вздохнул — он помнил Нанкин тридцать седьмого года, над которым было не продохнуть от тварей, лезущих из разрывов в небе, и от испуганных, мечущихся душ только что убитых людей. И там действительно текла кровь по улицам — теплая, только что пролитая, на которую так охотно слетаются демоны и нечисть. — Кто там сейчас? — Пятый, — ответил Хидзиката. — Жалеешь, что не можешь вмешаться? — К нам сейчас тоже пожалуют, — сказал тот, глядя на свой детектор. — С запада, тип… неопознанный. — Готовность! — рявкнул Хидзиката. Бойцы рассыпались в облаках двойной цепью, воздух запел от заполнившей его рейяцу. С запада летел самолет. Бомбардировщик. И его незримо для живых обволакивал собой чудовищный Пустой — алчущий, предвкушающий жертвенную трапезу. Хидзиката поднял занпакто над головой, прямо к зениту, и синигами аж пригнулись от расходящихся с его клинка волн рейяцу. Облака склубились в темные тучи и ринулись навстречу бомбардировщику. — Третий — обход слева. Тринадцатый — справа. — Есть! Рев моторов был слышен уже совсем рядом. Полыхнула молния, грянул гром, посыпались вспышки кидо. В прогалине стал виден самолет, спешащий прочь от непогоды — уже без незваного пассажира. — Обошлось, — сказал Окита. — Но там какая-то странная бомба была, от нее шел синий свет. — Рапорт напиши, Содзи, я завизирую. Что-то я не в силах сегодня еще и писать, — сказал Хидзиката и пошатнулся. — Фукутё! — Какой я тебе фукутё, Созди… — Такой. Из Синсэнгуми отставки нет.
*** Тревожный набат отдавался во всем теле. — Куда бежим? — на ходу окликнул Окиту Копейщик Сано из Одиннадцатого. — Шо за херь? Окита остановился и перевел дыхание. Кашель рвался из горла, совсем как у тайтё, вот только этого сейчас не хватало! — В Хиросиму! Там прорыв, — Окита отдышался и осмотрел построившихся бойцов. — Бляпиздец, вчера только с дежурства сменился, — пробормотал Сано. — А ну, засранцы, ровно встали! Морикава, кончай жевать! Седьмой офицер Одиннадцатого фамилии своей не знал, поэтому вместо нее к нему прицепилось прозвище Копейщик — не так уж много в Готэй 13 синигами, у которых занпакто имеет форму не меча, а чего-то другого. — Слушай боевую задачу! — между двумя рядами бойцов шагнул вперед фукутайтё Первого отряда Сасакибе. — Над Хиросимой прорыв. Сейчас там только патруль и разведка из второго. Командует пятый офицер Ямагути Дзиро. Поступаете в его распоряжение. Обеспечить зачистку от Пустых. Понятно? — Так точно! Миг — и никого, кроме него, на плацу.
— Это шо за херня? — растерянно спросил Сано, глядя вниз. Города не было. Словно волна огня пронеслась над Хиросимой — да не простого пожара, а жаркого пламени преисподней. Над пепелищем стоял стон — люди звали друг друга, рыдали, кричали от боли, молились. Обожженные до мяса, до костей, еще живые ворочались в остатках домов, а над центром, где вдавилась в землю округлая широкая воронка, на чудом уцелевших стенах, на мостовых от людей остались только тени. И души — десятки тысяч душ бились о землю, рыдали, звали мертвых и живых… Слух выделил в потоке звуков знакомый вой. — Вот они! — Окита указал на быстро летящую тучу. Невидимая для живых, она надвигалась, чтобы смести преграду из десятка черных фигур, и жрать, жрать, жрать… — Херассе! Чо встали, хавальники разинули? — рявкнул Копейщик. — К бою! Их были тысячи — пустоглазые костяные маски, жвала, хвосты, клешни, терзающий душу вой. Словно завеса небес разорвалась сверху донизу, открыв путь голодным демонам преисподней. Они налетали сверху, они поднимались снизу, от руин, из пепла, свеженькие, еще не понимающие, что случилось, но уже терзаемые голодом, который невозможно утолить… Окита летел вниз, на Пустого-скорпиона, нависшего над женщиной — она закрывала собой детей рядом с грудой прогоревших до золы костей. От удара занпакто костяная маска разломилась точно пополам. Он опустился на землю рядом с душами. Женщина смотрела на него со страхом, дети — две девочки и мальчик — с любопытством. — Вам надо уходить, — сказал Окита. — Я помогу. Он перехватил рукоять и приложил ее по очереди к детским лбам… Женщина опустилась на колени, сложила руки и запрокинула голову. — Вы догоните их, — сказал Окита и приложил печать. Кашель сотряс тело. Пыль и зола мира живых не могли повредить его легким, это от напряжения… на руку капнула кровь. Стараясь дышать ровнее, Окита выпрямился. Прямо на него смотрела провалами глазниц белая маска, еще недавно бывшая человеческим лицом. Пустой поднял голову и завыл в тоске, словно оплакивал погибших. Окита поднял меч. Рука ощутимо дрожала. Со второго удара он рассек маску и понял, что встать уже не сможет. Он лежал на горячих камнях мостовой и смотрел в затянутое гарью небо. Там шла битва, о которой живые никогда не узнают. — Хотя бы Киото, — проговорил он и захлебнулся кровью.
"Или вот обсуждение паблика «Оцени телку». Сам-то паблик с фотографиями женщин, которых предложено оценивать, не стоил бы внимания, если бы не развернувшаяся дискуссия в фейсбуке у Анны Айвазян, бывшего редактора «Большого города». Анну возмутил факт публикации такого рода фотографий, а многочисленные сотрудники либеральных изданий с пеной у рта — и не пренебрегая хамскими аргументами — доказывали в комментариях, что если и стоит обижаться на явления вроде этих пабликов, то молча. Потому что кому не нравится, что «телок» оценивают, — тот фашист и ненавидит свободу. Свобода мужчин вторгаться в личное пространство женщин — видимо, единственный вид свободы, за который стоит бороться.
Право женщин на неприкосновенность — якобы посягательство на эту свободу. Никому в голову не приходит, что публикация личных фотографий женщин с предложением оценить их в денежном эквиваленте — это вторжение, почти такое же, как назойливые уличные приставания или непрошеный комментарий по поводу внешности. Когда ты видишь свое фото, опубликованное таким образом, да еще и с мерзкими комментариями под ним, у тебя возникает ощущение, что личное пространство взломано — как будто кто-то прочитал твой дневник или залез в ящик с нижним бельем. Хорошо бы, чтобы борцы за свободу немного об этом подумали.
Вместо того чтобы направить усилия на рефлексию и развитие эмпатии, сторонники соблюдения прав человека и либеральных ценностей доказывают женщинам, которых что-то оскорбляет, что они разговаривают с конструкциями в собственных головах и у них нет чувства юмора. Представители прогрессивных медиа иронизируют над попытками приравнять сексизм к расизму или антисемитизму. И это в мире, где, по данным ВОЗ, каждая третья женщина подвергается физическому или сексуальному насилию. В мире — не в Саудовской Аравии. Везде."
Вот пока сексисты с их шуточками, анекдотами про блондинок и морских свинок у нас "нормальные парни", мы даже в достаточно замкнутом сообществе по интересам будем получать селедочной мордой в харю за любую попытку ощутить себя человеком, а не "прекрасной половиной".
Сегодня кошке Пеппер перепал настоящий клад. При генеральной уборке из-за пианино были извлечены всякие мелкие предметы, туда завалившиеся, а заодно игрушечная кошачья мышь, которую туда загнали еще Рысь с Флинтом. В душе Пеппер немедленно проснулся охотничий азарт, и она около часа гоняла эту мышь по всей квартире, напрыгивала из засады, закидывала лапой в предполагаемые норы и потом оттуда извлекала, подкрадывалась, швыряла лапами, поддевала когтями... словом, полный экстаз. Потом отнесла к своему столбику-когтедралке и засунула между основанием когтедралки и своей подстилкой.